Вирона едва приподняла взгляд, как будто случайно заметила падающий солнечный блик на крышах. Слова Даны не задели её, они скользнули мимо, оставив только тихое, почти незаметное движение губ — призрак улыбки, который больше говорил о внутренней ясности, чем о чём-либо сказанном.

Её мысли остались с рассветом и с дорогой, впереди, где всё ещё можно было идти без лишнего шума и ненужных объяснений.

Вирона села за стол молча, словно всё происходящее к ней почти не имело отношения. Она попробовала еду осторожно, без лишней спешки, будто проверяя не вкус, а саму возможность принимать тепло и заботу из чужих рук.

Для неё это было странно — чувствовать себя сытой там, где не ждала ничего. И в этой простоте было что-то более редкое, чем в привычных изысках дома.

Для Вироны слова о сне прозвучали как разрешение на нечто давно заброшенное. Она легла, но сон пришёл не сразу — будто тело помнило дорогу, а мысли ещё скакали в темноте. И только когда сквозь окно проскользнул слабый запах деревенского дыма, она позволила себе забыться тишиной.

Для Вироны эти пики были не просто горами. В их неподвижной белизне было что-то недоброе, как в застывшей улыбке. Красота пронзала, но в то же время отталкивала — слишком совершенная, слишком недосягаемая, словно воздвигнутая не людьми, а самой тишиной.

– Замок для тех, кто никогда не вернётся домой, – тихо заметила Вирона, глядя на белые вершины.

– Время не делает стены теплее, – отозвалась она, не отрывая взгляда от гор.

Долина открылась неожиданно — как будто кто-то снял завесу.
Сапфировая Цитадель лежала внизу, огромная и чужая.
Серые стены сияли голубым, будто отражали небо, хотя небо было мутным, зимним.
Вирона прищурилась.
Красота этой крепости была холодной, ровной — как взгляд человека, который знает больше, чем говорит.

– Красиво, – тихо усмехнулась она. – Даже слишком красиво. Обычно так прячут капканы.

И сама себе подумала: если Дом Снега был тенью, то это место — её свет. Но свет иногда режет глаза сильнее тьмы.

Земля под копытами была странной, будто натянутая кожа.
Снег ложился тонким слоем, не скрывая, а подчеркивая её старые шрамы.
Красный флаг на ветру казался слишком живым для этого места.
Кратер слева зиял пустотой — как рана, которую никто не собирается лечить.

Вирона заметила двух идущих по краю долины людей.
Они были крошечными, но их шаги казались слишком весомыми.

– Даже земля помнит тех, кто здесь проходил, – холодно подумала она. – И, похоже, не всем рада.

Когда ворота открылись, она почувствовала, как холодная сталь взгляда словно срезала с неё дорогу позади.
Двор был огромным, гулким, в нём двигались люди — каждый по своей невидимой тропе.
Их взгляды ложились на кожу Вироны, как холодные ладони.
Не любопытные — измеряющие, решающие, проверяющие.
Словно кто-то тихо взвешивал её и уже выбирал место, куда её поставить.

Она едва заметно выпрямилась, позволяя этим взглядам скользнуть по себе, как по стеклу.
«Я не вещь, – подумала она. – Если уж быть чьей-то, то только по собственной воле.»

На солнце волосы новой знакомой казались почти белыми, и Вирона на миг почувствовала, будто смотрит на собственное отражение — только старше и увереннее.
Её шаги были быстрыми, но лёгкими, и от этого двор казался ещё более чужим и собранным.

– Здравствуйте, – сказала Вирона, чуть склоняя голову.
Слово прозвучало спокойно, почти равнодушно, но внутри она отметила, как новые стены будто прислушались к её голосу.

Отредактировано Юджин (2025-09-12 07:02:05)

Вирона на миг задержала взгляд на пустом месте, где только что стоял Нейджел, словно пыталась догнать его тень.
— Хорошо, — ответила она тихо, будто самой себе.

Мысль о комнате показалась ей одновременно странной и успокаивающей. Пространство, где можно будет остаться наедине с тем, что гулко шевелилось внутри, казалось необходимым. Но в груди всё ещё тянуло к галерее, где растворялся шум чужих голосов.

Она шагнула вперёд, не торопясь, почти ритуально. Мир вокруг будто сменил кожу — стал мягче, глубже, как вода, в которую она готова была войти.

Вирона кивнула, но на губах мелькнула едва заметная тень улыбки — не насмешки, а скорее признания факта, который Милана озвучила вслух.
Холод казался ей правильным. Честным. Как будто это здание дышало так, как и должно было, не притворяясь уютным.

— Я запомню, — тихо произнесла она.

Мысль о камине внезапно согрела её сильнее, чем сам огонь мог бы. В голове нарисовалась картинка — маленькое пламя в темной комнате, и она рядом, со своими книгами и тишиной.

Холод перестал пугать — скорее стал обещанием, что здесь никто не будет ждать от неё лишних слов.

Вирона медленно обвела взглядом пустую комнату, словно проверяя, выдержит ли она её присутствие. Пламя в камине треснуло, и ей показалось, что звук откликнулся внутри неё самой — коротким, сухим эхом. Она чуть прикоснулась к холодному подлокотнику ближайшей кровати, а затем к тёплому камню у очага, как будто сравнивала два мира.

В этом пустом пространстве ей было легче дышать. Она почувствовала, как напряжение последних дней сдвинулось, будто освободив место для чего-то нового, еще не названного.

Вирона едва заметно кивнула. Слова про еду зазвучали как расписание приливов — предсказуемо и немного успокаивающе. Она отметила про себя утренний свет, полдень, темноту — три точки, по которым можно будет сверять собственное время.

Мысль о пропущенных трапезах не смутила её: иногда не есть казалось естественнее, чем садиться за стол. Но сама возможность прийти и найти там тепло и шум людей почему-то внушала уверенность, будто где-то рядом есть маяк, который светит даже в ненастье.