Вирона сидела неподвижно, как часть каменной скамьи, на которой находилась. Пальцы всё ещё касались холодного металла лампы. В Цитадели казалось, что свет не просто светит — он смотрит.

Здесь стены не просто держат потолок. Они слушают. В них есть тишина, которой нет нигде снаружи. Если закрыть глаза, можно услышать, как она перетекает из зала в зал, как вода в подземных каналах.

Она медленно подняла взгляд, провела им по высоким аркам.

Эти линии — как жилы. Цитадель жива. Её сердце — где-то глубоко, может, под ногами. Я хочу туда. Хочу услышать, как оно бьётся. Лизи ходит по коридорам, не слышит этого. А я слышу. Значит, оно хочет, чтобы я пришла.

Вирона встала. Шум шагов утонул в ковре, и казалось, что камни под ним вздохнули.

Холод камня — не враждебный. Скорее предупреждающий. «Не спеши», — шепчет он. Но если я не пойду, вопрос останется гнить во мне. Лучше замёрзнуть, чем сгнить.

Она прошла вдоль стены, пальцы скользили по каменной кладке.

Шершавый камень — как старая кожа. Он всё помнит: войны, крики, тех, кто падал на этих лестницах. Я тоже хочу стать частью этой памяти. Но по-своему.

Остановилась перед массивной дверью, уткнулась взглядом в тёмную бронзовую ручку.

Врата всегда ждут. Откроешь — и мир перестанет быть тем, что был. Не откроешь — и он никогда не станет тем, чем мог быть.

— Пойду, — сказала тихо.

Не ради ужина. Ради вопроса, который стоял за этой дверью.

Если там пусто — значит, я права. Если там полно — тем более права. А если там кто-то — значит, он ждал меня. Даже если не знал, что ждёт.

Она коснулась ручки, почувствовала холод, как ожог.

Каждая дверь — это выбор, за который потом платишь.

И толкнула створку.

Зал она нашла быстро. Коридоры вели ровно, будто сами знали, куда ей нужно.

Цитадель любит прямые пути. Я тоже — но только до тех пор, пока они не наскучат.

Внутри было почти пусто. Прислуга накрывала на столы, звенела посуда.

Запах еды. Шорох ткани. Всё это — приглашение, а не приказ. Хорошо. Я люблю выбирать сама.

Она сделала пару шагов и остановилась.

— Нашла, — сказала тихо.

Теперь — смотреть.

Вирона едва сместилась в сторону, когда стулья проскользнули рядом. Ровно, тихо, почти незаметно. Ни одно движение её тела не нарушило границы пространства, ни один волос не дрогнул.

Шум и суета — ветер в листьях. Я прошла между ними, словно меня здесь нет. Они даже не поняли.

Она продолжила шагать по залу, лёгкая, как тень, оставляя после себя едва ощутимый колеблющийся воздух.

Можно быть одновременно здесь и не здесь. Никто не догонит, если сама не захочешь.

Вирона слегка наклонила голову, едва касаясь взглядом серебряной ложки на столе.
Она прошла между рядами, пальцы слегка скользнули по краю стола, не касаясь посуды.
Лёгкая осанка и ровный шаг позволили ей пройти мимо, не замечая спешки и шума юношей за спиной.
Ступни скользили по камню тихо, почти без звука, оставляя после себя едва заметное колебание воздуха.
Она остановилась на мгновение, чтобы осмотреть зал, прежде чем продолжить путь, словно проверяя линию, по которой идти дальше.

Вирона чуть повернулась, взгляд её скользнул по девушке в красном, будто проверяя, из какой она ткани. Она не двинулась с места, только выпрямила плечи и едва заметно подняла подбородок. Слова про «Заклинательницу» отозвались в ней сухим звоном, как удар маленького колокольчика в пустой комнате.

— Хорошо, — сказала она тихо, ровно, и слово упало между ними, как камешек в воду — без всплеска, только круги пошли по воздуху.

Потом снова посмотрела на столы, словно это были единственные свидетели происходящего, и взгляд её был уже чуть длиннее, будто она проверяла, куда теперь станет двигаться поток событий.

Вирона едва заметно кивнула, принимая правило, будто это был не совет, а новая линия на карте, по которой теперь следовало идти.
Она тихо прошла к ближайшему месту, скользнув пальцами по спинке стула, словно проверяя его вес, и села, сохраняя прямую спину.
Её взгляд на мгновение задержался на серебряных ложках — не на еде, а на отражении света в их изгибах.

Вирона кивнула чуть медленнее, чем следовало, будто прислушиваясь к новым словам.
Плечо под рукой Каллы осталось неподвижным — словно касание прошло сквозь неё.
Она посмотрела на Дану, не споря, но взгляд её был долгим, будто проверяющим: действительно ли всё изменилось, или только названия.
Потом снова опустила глаза на стол и спокойно взяла ложку.

Вирона подняла взгляд так медленно, что пауза показалась длиннее, чем была.
— Садитесь, — сказала она ровно.

Пальцы её чуть коснулись края ложки, как будто проверяя, не исчезнет ли она, если отвести руку.
Она наблюдала, как мальчики тянут стулья, и подумала, что они похожи на две разные тени: одна резкая, другая мягкая, но обе движутся вокруг неё, будто хотят узнать, оставляет ли она следы.
Вирона сидела неподвижно, позволяя им самим решить, как близко сесть.

Вирона кивнула, словно принимая их имена как пароль, открывающий ещё один зал в Цитадели.
Она не ответила сразу — только слегка повернула голову, будто проверяя, не шевельнётся ли воздух между ними.
Потом произнесла тихо:
— Вирона.

И снова опустила взгляд на еду, позволяя им самим выбрать, продолжать ли разговор или просто есть.

Вирона слушала, но её взгляд оставался на столе — следил за движением ложки, как будто именно там разворачивался настоящий разговор.
Имена и места складывались в голове в невидимую карту: Велестра, Карнум, Дом Снега — как точки, которые надо соединить.
Она медленно сдвинула тарелку ближе к себе, словно проверяя, совпадает ли линия стола с линиями этой воображаемой карты.
Слова за столом текли дальше, а она ловила их как капли дождя: не все, только те, что звучали громче прочих.

Вирона чуть заметно склонила голову, разглядывая светлоглазого — не в упор, а так, будто смотрит сквозь тонкое стекло.
Жёлтые глаза казались ей кусками янтаря, внутри которых застыли солнечные искры.

Кудрявый тоже задержал её внимание: ткань его одежды шуршала иначе, чем у других, будто приносила с собой ветер с морских берегов.
Вирона тихо подвинула чашу, освобождая место — движение лёгкое, как жест приглашения, но без слов.
Она снова опустила взгляд, но в её лице не было ни отстранённости, ни участия — скорее, ощущение, что она впитывает всё, что видит, как стена впитывает звук.

Вирона слушала молча, взгляд её чуть задержался на Нависе.
Астрономы. Люди, которые ищут то, чего никто не видит.
Она слегка коснулась губ пальцами, будто пробуя вкус этого слова.

Звёзды, которые не видно даже в телескоп… значит, они есть, даже если никто не доказал.
Мысль легла где-то глубоко, как семя, которое будет ждать дождя.

Вирона подняла взгляд, тихо, будто изнутри тишины.
— А зачем их видеть? — спросила она ровно.

Слова прозвучали без вызова, но будто сдвинули воздух вокруг стола.
Она посмотрела на Нависа, ожидая, что он ответит, но глаза её словно спрашивали больше, чем слова: зачем искать то, что скрыто.
Пальцы слегка постучали по краю тарелки — ритм едва слышный, как отсчёт до следующего вопроса.

Белая прядь упала ей на лоб.
Слово «навигация» задержалось дольше прочих — будто само искало путь.
«Календарь» звенело, как колокольчик. «Мир вокруг нас» — тихое эхо.

— Значит, чтобы знать, куда идти, — сказала она ровно, когда слова улеглись.

Пальцы её чуть сдвинули скатерть, словно проверяя: совпадает ли линия ткани с линией дороги, о которой говорил Навис.
Глаза скользнули к Линару, потом вернулись — как тень, которая на миг задержалась на другой стене.

Звёзды, чтобы не потеряться. Чтобы знать, что шаг вперёд существует.
Мысль осталась внутри, но ощущалась как острая игла под кожей — полезная, если её не уронить.

Вирона провела пальцем по краю чаши, слушая их голоса.
Комната на троих. Значит, место ещё есть. Значит, кто-то придёт. Интересно — кто?

Она подняла взгляд, но не на них — на дальний угол зала, словно пытаясь рассмотреть невидимых будущих соседей.
Губы чуть тронула тень улыбки, и тут же исчезла, будто её и не было.