Вирона вошла в комнату первой. Воздух здесь был чуть теплее, чем в библиотеке, но в нём стояла та же тишина — густая, как оставленный после разговора осадок.

Она не пыталась заговорить. Просто отметила: кто-то новый, кто-то недовольный, и этого уже достаточно, чтобы молчание стало теснее.
Её собственная сумка стояла раскрытой — аккуратно, словно кто-то разбирал её вещи осторожнее, чем она сама когда-либо.

Вирона присела на край постели. В груди стояло чувство, будто разговоры дня были вычерпаны до последней капли. Хотелось закрыть глаза и позволить миру стать немного прозрачнее — как бывает перед тем, как человек растворяется в собственных мыслях, не заметив, что исчез.

Вирона чуть качнула головой, медленно, как будто движение само забыло, зачем началось.
Она не возражала, но и не соглашалась — просто сидела, позволив словам Даны рассыпаться в воздухе, как пыль после шага.

— Не нужно, — произнесла она наконец, тихо, почти беззвучно. — Всё в порядке.

Было странно — сидеть с Даной вот так, на равных. Словно кто-то стер тонкую линию между теми, кто служит, и теми, кому служат.
Но Вирона не хотела нарушать правила — даже такие, что существовали лишь в тишине между ними.

Она закрыла глаза, чувствуя, как день уходит из неё, как из сосуда с трещиной.
Каждый звук — шаг, вздох, шелест ткани — тонул в мягкой пустоте.

Когда Дана подняла голову, Вирона уже лежала, неподвижная и бледная, словно растворилась в полумраке комнаты — не спала, но и не присутствовала до конца.

Вирона слышала, как ткань шуршит под руками Даны — этот звук был мягче дыхания, почти родственный ему.
Одеяло легло, как вечерний туман, и мир сузился до тонкой полосы между теплом и забвением.

Ритин голос — приглушённый, усталый, будто тоже боялся потревожить тишину — прошёл сквозь неё, не требуя ответа.
Она лишь едва заметно кивнула, не открывая глаз.

Когда всё стихло, комната наполнилась особым покоем — не сна, а ожидания сна.
Воздух стал плотным, как вода, и Вирона подумала, что если протянуть руку, то можно будет зачерпнуть немного этой тишины,
чтобы потом, днём, не забыть, как звучит покой.

Утренний стук показался Вироне слишком резким для такого холодного воздуха. Когда дверь отворилась и раздались слова Миланы, она лишь выпрямилась на своей кровати, прислушиваясь.

Она отметила, как легко чужой голос впускает движение в комнату, а сама она ещё не вынырнула до конца из ночной тишины.

Вирона кивнула — коротко, почти незаметно, чтобы не потревожить внутреннюю хрупкость утра.

Её пальцы нашли край одеяла, и холод осторожно тронул кожу, словно проверяя, готова ли она принять день.

Она поднялась, стараясь не нарушать расстановку чужих вещей, и почувствовала, что мир снова делает шаг к ней,
а ей нужно только ответить тем же — маленьким, но достаточным.

Вирона подняла взгляд от застёгиваемого пояса.

— Вирона, — тихо сказала она. — Приятно познакомиться.

Вирона машинально коснулась указанного места, нащупывая сбившуюся нитку.

— Спасибо… — так же негромко ответила она. — Если будет время.

Вирона взяла немного каши и одну тёплую лепёшку — остальное изобилие её скорее смущало, чем радовало. Она просто кивнула Рите, чтобы та не потеряла её в толпе, и тихо заняла место у стены, где свет падал мягче и люди не так бросались в глаза.

Вирона тихо огляделась, отмечая пустое место.

— Айк рано ушёл, — сказала она почти шёпотом, больше себе, чем другим. — Или снова заблудился.

— Шкуры… понятно, — тихо отметила Вирона, словно складывая деталь в общую картину.
Она перевела взгляд на того, что толкнул друга локтем, и едва заметно приподняла бровь — не вопрос, не осуждение, просто фиксирование жеста.

— Хорошо, что у него есть дело, — добавила она спокойно. — Это помогает не потеряться.

— Я всегда немного потеряна, — ответила Вирона без тени шутки. — Но это не мешает идти туда, куда нужно.